По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - Дмитрий Александрович Померанцев

только надгробная плита с высеченным на ней жизнеописанием. «Тихий Дон» – это еще и живой свидетель страшного преступления, убийства. Причем убит был не один человек, не десятки и даже не тысячи – был уничтожен целый этнос с его историей, традициями, культурой, характером. Его нет, и не будет уже никогда, ибо невозможно искусственно воссоздать те события, сквозь горнило которых казачеству пришлось пройти прежде, чем стать самим собой, а связь поколений прервана.

И те, кто сегодня зовутся казаками, большей частью смахивают на ролевиков с деревянными мечами. Да, они чтят Шолохова, но, боюсь, он для них – как Толкиен для наших «хоббитов». Читают, штудируют, подмечают детали, даже конспектируют, быть может, а духом проникнуться не могут, ибо не сидели в детстве на коленях у деда, прошедшего три войны, служившего при четырех государях, не слушали его рассказы и не играли его Георгиями.

Реализм Шолохова один из зарубежных критиков назвал свирепым. Вот так вот: не критический, не социалистический, не магический – свирепый. И ведь не поспоришь: в самом деле трудно найти книгу более страшную, более жестокую, буквально выматывающую душу своей безысходной тоской.

И в то же время «Тихий Дон» – роман о великой любви (куда до нее терзаниям героев и героинь русской классики и строгим, упорядоченным отношениям персонажей классики советской!). Сколько бушующей страсти, сколько обволакивающей нежности в прозе Шолохова!

Однако подлинных глубин, подлинных высот – как в лирическом, так и в эпическом плане – повествование достигает в описаниях природы – живой и неживой материи, в завораживающих картинах рождения и смерти.

А песни? Как это можно – так описать в книге песню, чтобы читатель будто собственными ушами ее слушал и одновременно понимал, что на самом деле уже не услышит никогда, ибо то, что поют в филармониях, – не то.

Дабы не превращать отзыв в трактат и не впадать в смешную патетику (в которую я и так уже, видимо, впал, но о великих вещах трудно говорить повседневными словами), подытожу: «Тихий Дон» – это не просто роман и не просто памятник народу. Это – сам народ, все, что от него осталось. Казачество ушло в эту книгу навсегда и пребудет там вовеки, ибо никакие социальные сдвиги, никакие веянья времени и никакие топоры не страшны тому, что написано таким пером, как у Шолохова.

В аудиоверсии роман «Тихий Дон» представлен в нескольких вариантах. Прежде всего обращает на себя внимание книга в исполнении замечательного советского актера Михаила Ульянова. Читает Михаил Александрович и впрямь великолепно (недаром полный тезка автора), однако имейте в виду, что это – сокращенный вариант. В два раза сокращенный. Тем, кого интересует полная, без купюр, версия, рекомендую книги в исполнении Евгения Терновского (студия «Логос») и Николая Трифилова (издательство «Библиофоника»). Есть еще весьма необычная, яркая озвучка Джахангира Абдуллаева (также, к слову, полная). К последнему диктору у меня особое отношение. Рекомендую его решительно всем, но только не в случае первого знакомства с произведением.

Начать же свое знакомство с романом советую с аудиокниги на китайском языке (читает Ли Йе Мо). Едва ли кого-нибудь оставит равнодушным история про то, как молодой хунвейбин Ме Ли-Хов в трудную для своей родины годину очутился на распутье, гадая, куда ему податься – в Красную ли армию к товарищу Мао или же стоять за Гоминьдан Чан Кайши? Основным достоинством данного варианта является, на мой взгляд, то обстоятельство, что после него (варианта, а не обстоятельства) любая другая озвучка покажется вам более чем вразумительной.

Имеется в Рунете прекрасная сценическая постановка по мотивам романа от режиссера Георгия Товстоногова 1977 года с Олегом Борисовым, Кириллом Лавровым и Олегом Басилашвили в главных ролях, а также радиоверсия этого спектакля с теми же актерами 1978 года.

Просто чудесно читает отрывки из романа актер Николай Мордвинов.

А на сладкое или, точнее, на горькое есть крошечный пятиминутный фрагмент – самый конец романа, финальная сцена в исполнении самого Шолохова. Вот это прочитать нужно обязательно всем. И тем, кого все еще терзают смутные сомнения относительно авторства романа, и тем, кто о подобных вещах даже не задумывался никогда. Потому что еще не родился такой гранитный камушек, который не сжался бы в груди, не потек горючими слезами от описания встречи Григория с сыном Мишаткой. И читает эту сцену Михаил Александрович правильно – именно так, как надо, на грани страшного нерва, но еще не дрогнувшим голосом. Душевно читает. Хорошо. Оно и понятно: не чужое, чай.

На сем прощаюсь, и простите, если что не так. Масленица – широкая, пьяная, обжорная – подошла к концу. Впереди у нас – Великий пост.

Тургеневская девушка по прозвищу Топни Ножка

Владимир Войнович. Степень доверия. Повесть о Вере Фигнер. – М.: Политиздат, 1972

Владимир Войнович. Деревянное яблоко свободы. – М.: Эксмо, 2008

Одна из центральных улиц Нижнего Новгорода называется Варварской, что немало веселит гостей нашего города. И бесполезно объяснять, что немытые-небритые дикари тут вовсе ни при чем, что улица названа в честь церкви Святой Варвары, когда-то здесь расположенной.

Еще труднее было бы объяснить, почему долгое время – почти всю советскую эпоху улица носила куда менее благозвучное имя – Фигнер.

А между тем ларчик открывается просто. Дело в том, что в нашем городе дважды – в 1905 и в 1915 годах – после каторги и эмиграции отбывала ссылку знаменитая революционерка-народоволка, террористка, участница покушения на Александра II Вера Николаевна Фигнер.

Вот об этой необычной и по-своему замечательной женщине с удивительной судьбой и предлагаю поговорить сегодня. А за предмет разговора взять посвященный ей роман Владимира Войновича «Степень доверия».

Начну с того, что это первая и пока единственная прочитанная мною книга Войновича. Никогда не стремился познакомиться с творчеством данного автора, ибо все, что знал о нем прежде, убеждало меня в том, что мы с ним не созданы друг для друга. А вот образ Веры Фигнер, напротив, всегда волновал и притягивал. С тех самых пор, как увидел в учебнике истории портрет молодой женщины с тонкими чертами и пронзительным взглядом (таких еще называют востроглазыми) и сопоставил подпись под снимком с названием одной улицы.

Первое появление героини на страницах книги заставило вспомнить не столько Наташу Ростову с ее манерой из угловатого подростка превращаться в самодостаточную самку, сколько хрупких, но твердых тургеневских барышень. «У нее были темные, заплетенные в тяжелую косу волосы, правильные черты лица, тонкий нос и глаза живые, смотрящие на все, что им открывалось, с неподдельным интересом». «Озорная